Образ мира в тексте и ритуале - Страница 128


К оглавлению

128

Так же не место красоте на «осинушке горькой», на «яблоне кудрявой», и, как и невесте, ей место находится только в «дивьем монастыре»:

...

Принесёт мою красоту да / Её ко дивью монастырю. / (…)/ Унесёт мою красоту да / За престол, за евангельё. Да / Это тут моёй красоте, да / Тут и место, и мистецькё ей, / Место вековишнёё! [Еф.: 310]; Приотправилась бажона да моя волюшка, / Ой, что ль во этыи в монастыри да богомольний, / Ой, где там волюшки лебедушек спасаются, / Гди бажоныи до сих пор сохраняются [РСЗ: 66–67]; Что пошла дивья красота да / От души красной девици да / По полати дубовыё, да / За пороги высокиё, да / На мосты на калиновы, да / На большую дороженьку! да / Что дошла да дивья красота да / Что до ричушки быстрыё… / (поплыла по реке до Великого Устюга, до дивьёго монастыря, за престол к Богородице) / Это тут да моей красоте да / Ёй и место, и мистечко, да / Место ёй по обычаю! [Еф.: 326].

Желая защитить волю от «остудника-жениха», невеста готова отпустить ее куда угодно, в неведомые дали:

...

Ты лети, лети, моя бажона вольна волюшка, / За горушки высокие, / За моря да за широкие, / За озерушки глубокие [РСЗ: 224]; Уж я пошлю бажёну волюшку/ На все цетыре стороны: / Я под первую сторонушку—/ Я под сивирик холодную, / Так я пошлю бажёну волюшку / Под восточную сторонушку, / Я пошлю бажёну волюшку / Под полуденну сторонушку, / Я пошлю бажёну волюшку, / Я ко солнышку в беседышку, / Ко лунам на утешеньице, / Ко звездам на погляженьице [РПК: 229].

Она пытается спрятать волю в укромном месте:

...

И во ларчи клади да волю окованыи, / И ты замни да ю замочком щелкатурныим» [Б.: 354]. Но самым надежным укрытием и здесь оказываются святые стены храма: «И уж мы кладем же бесценну дорогу волю, /Ив Божью церковь мы положим в посвященную, / И за обиденки поставим за Христовскии, / И за вечерни мы поставим за Петровский, / И уж как тут да ведь бладу сыну отечскому / И всё не взять буде бажёной воли вольноей! [там же: 390].

Категория времени

Как и в отношении категории пространства, севернорусские свадебные причитания обнаруживают в «тексте невесты» бросающуюся в глаза насыщенность временными мотивами и вербальными формулами времени. Если лейтмотивом и смысловой доминантой локативной темы было понятие «своего места», то в концепте времени главный акцент делается на понятии и мотиве временной границы, пика времени, судьбоносного значения «часа», который разрывает время, отсекая навсегда «доброе» прошлое, прежнюю девичью жизнь:

...

Да говорят люди добрые, / Што скоро свету преставленьицё, / Да мне житьё перемененьицё. / Хоть белый свет-от не преставитце, / Да мне житьё переменитце, / Да мне фамиль перепишетце [PC 1985: 56].

Приведем основные временные формулы, которые в большинстве случаев служат зачином причитаний или рефреном, отделяющим один смысловой блок от другого. Они настойчиво напоминают об особой значимости и переломном характере свадьбы как единого сакрального «момента», «Божьего дня» и «святого часа»:

...

Уж как нонче да нонечи, нонче час да топеречи [Еф.: 324, 325, 326, 329, 330, 331, 334, 335, 336, 338, 339, 341, 344]; Как сегодня, сего же денечка, / Сего денечка Господнего [Б.: 277]; И как сегодняшним Господним Божьим денечком / И подломилися ведь резвы мои ноженьки… [там же: 281, 283, 380]; Как сегодняшным Господним да Божьим денечком [РСЗ: 66, 67]; Сего дня Божья Господняго [там же: 128, 129]; И я на завтрашней Господень Божий денечек [Б.: 339]; Во севодняшной божий день, / Да во севодняшну тёмну ноць [PC 1985: 52]; Охнюшки, как во севодношной божий день / Да во топерешной святой цяс [там же: 38]; Ой, благослови да меня, Господи, / Дак на севодняшной божий день, / Дак на топерешной святой цяс [PC 1985: 39]; Благослови да меня, Господи, да / На сёгоднешной божий день, да / На топерешной святой час! [Еф.: 229, 232]; Час-от нынь (нонь) да топеричи, дак / Час топерешно времечко [там же: 194, 199, 217]; Цясока да топереци [PC 1985: 41]; Часока да топеречи [Еф.: 258, 297] и т. п.

Сакральность пограничного свадебного времени, соединяющего и разделяющего прошлую и будущую жизнь девушки, времени, трактуемого как символическая смерть и новое рождение, подчеркивается его сопоставлением с воскресением Христовым:

...

И бласлови ж меня Бладыко многомилосливой / И на сесь день меня, невольницу, Господней, / И на Светлое ж Христово Воскресеньице! [Б.: 421]; И как сегодня ж, сего денечка, / И сего дня теперь Господнего / И Христовым воскресеньицем… [там же: 459]; И мы на завтрашней Господень Божий денёчек, / И мы на Светлое Христово Воскресеньице! [там же: 389].

В этом значении разные единицы времени: день, час, минута – оказываются тождественными, все они указывают на замужество и свадьбу как пик и переломный момент жизни:

...

В этот час, да во минуточку [Б.: 279]; И захити ж меня, невольничу, / На тот час да минуточку [там же: 478]; Цясока да топерика, / Цяс топерешно времецько [PC 1985: 66]; Цяс отнынь да топереци, / Цяс топерешно времецько [там же: 37, 53]; Ох цяс отнынь да топерици, / Да цяс топерешно времецько [PC 1985: 55, 70]; Цясовка да топерека, / Цяс топерешно времецько [там же: 71] и т. п.

Приговоры дружек начинаются с формулы: «Час-час-перечас, призамолкните на час» [РСЗ: 157, 158, 240, 241, 242], «Час-приначас, призамолкните на час, молодцы и молодицы, удалы добры молодцы!» [там же: 243].

Это же значение «особого» временного напряжения могут принимать и хрононимы общей семантики время и пора, которые чаще всего выступают в паре, как единая формула: «В ту пору да в то времецько» [PC 1985: 38]; «Той порой да тем времечком» [Еф.: 223]; «В ту пору да в то времечко» [там же: 220]; «В ту пору да в ту времецько» [PC 1985: 59]; «До поры и до времечка» [Еф.: 212], ср.:

128