Образ мира в тексте и ритуале - Страница 127

• Предыдущая
• 127 / 237
• Следующая

Как и невеста, воля сначала стремится вернуться на свое прежнее место:

И до сырой земли там воля покланяется, / И всё-то просится на родную сторонушку, / И взад по-прежнему на бладую головушку! [Б.: 386]; Ой, моя волюшка во ноженьки скатилась. / Ой, она клубышком во ноженьках катается, / Ой, она червышком во ноженьках свивается, / Ой, ко мне девушке обратно да все давается [РСЗ: 60],

ср. в тех же словах о невесте:

Я у родителя своего у батюшки / Буду клубышком во ногах его кататися, / Буду червышком свиватися, / Буду упрашивать да умаливать, / Чтобы не выдал на остуду чужу сторону, / Оставил бы во вольной волюшке, / В бесценном во девичестве [там же: 126].

Невеста тоже надеется вернуть на место свою волю:

Я в догон пойду невольна красна девушка, / Догоню свою бажону вольну волюшку / И кладу назад на младу на головушку, / Я во день кладу на младу на головушку, / А во ночь кладу к ретливому сердечушку, / Поношу еще бажону вольну волюшку, / Поживу еще во красныих во девушках [там же: 61].

Осознав невозможность этого, она надеется хотя бы оставить свою волю в доме родителей, крестной матери или других родственников:

Сево дня да сево цясу / Мне куды будет краса девать, / Да куды волюшку спрятали? / Я положу ту красоту / Под порог-то на лавоцьку. / Тут не место, не мистецько / Моей вольке-то вольные… [PC 1985: 215]; Я кладу бажёну волюшку / На брусову белу лавоцку. / Уж вы под порог ю не спашите-тко, / И вы в сметьях не вынесите-ко / Под порог в место тряпиноцки. / <…)/ Я кладу бажёну волюшку / На столы да на дубовые, / Я на скатерти забранные. / Наедайся, воля, досы-ти, / А напивайся, воля, допьяна, / Покуль свой дом да своя воля, / Покуль у своих родителей [РПК: 230]; Только слухайте, желанные родители, / Не прошу я с вас над елочка великого, / Дайте мне-ка вы земелечки немножечко / Под этим под косивчатым окошечком / Посадить мне-ка бажону вольну волюшку. / Как буду ходить-то я ведь белая лебедушка / На эту на родимую на родинку, / Во эту во красную во веснышку, / Будет расцветать бажона моя волюшка… [РСЗ: 61]; Слухай, милая родитель моя маменька, / Ты пусти меня в родимо во гостилище, / Дай-ко мне да ручное рукодельице, /<…)/ Буду вышивать что ль я белая лебедушка, / На середочке бажону свою волюшку, / По краям будут полки да со солдатами, / Чтоб охраняли бажону мою волюшку [там же: 85]; И приостаньсе-ко, бажона вольна волюшка, / Ты во этом во почетноем гостебище, / И ты у миленькой крестовой милой маменьки, / И ты у миленькой сестрицы двуродимыя, / И ты на лавочке останься-ка булавочкой, / И на окошечки останься-ка пылиночкой, / И на стеколышке останься-ка потиночкой [там же: 115].

Однако и это желание неисполнимо.

Еще одна возможность – передать свою волю-красоту на сохранение батюшке, матушке, братьям, но и здесь, оказывается, ей «не место», и только сестрица может стать хранительницей высшей девичьей ценности:

Я сдаю тебе, батюшко, я / Чёсну дивью ту красоту! Нет, / Тут не место, не мистечко да / Чёсной дивьей-то красоте /<…)/ Я сдаю тебе, мамушка, я / Чёсну дивью ту красоту! Нет, / Тут не место, не мистечко да / Чёсной дивьёй-то красоте / <…)/ Я сдаю тебе, брателко, я / Чёсну дивью ту красоту! Нет, / Тут не место, не мистечко дак / Чёсной дивьей-то красоте / <…)/ Я сдаю тебе, сестрица, я / Чёсну дивью ту красоту! /<…)/ Ты носи, моя сестриця, дак / Ты носи, сберегаючи, дак / Ты меня, вспоминаючи» [Еф.: 221–222]; Тут погленитце красоте да у родимые сестрице. Да / Тут ёй место и мистечко, да / Место ёй да любимоё! [там же: 303].

Согласно другим текстам, и сестрица, и подруги, которым во многих локальных вариантах обряда невеста отдает свою ленту, платок, фату или другие предметные символы воли-красоты, оказываются также ненадежными хранительницами:

Я отдам да дивью красоту да / Я родимой-то сестрице! Да. / Что пойдёт да моя сестриця да / На гульбишша, на игрышша – да / Потереёт дивью красоту! Да / Это тут да моёй красоте, да / Ёй не место, не мистечко, да / (…)/ Я отдам дивью красоту да / Я любой-то подруженьке! Да / Что пойдет моя подруженька да / По гульбишшам, по игрышшам – да / Потереёт дивью красоту. Да / Это тут да моёй красоте, да / Ёй не место, не мистечко [там же: 325].

Поиском нового места озабочена как невеста, так и воля-красота:

Где искать я буду местечко укрытное / После этоей ведь белоей лебедушки? [РСЗ: 60]; Она сидит, призаботилась: (…) Час куды мне деватисе, мне / (…)/ Во леса да во тёмные, мне / (…) / За болота зыбучие, за/(…) / За ельки за дремучие! Хоть / Куды сесть будёт красота? [Еф.: 274]; И сидит волюшка твоя да при обидушке, / И буйна голова у волюшки наклонена, / И она думат себе крепку эту думушку: / «И уже как да куды воли подеватися, /И в котору путь-дорожку удалятися?» /(…)/ И одно думаю, бажёна вольна волюшка, / И снаряжаюсь в путь – широку дороженьку, / И уже как да мни-ка, воли, приодитися, / И мне далече ль столько воли укатитися? [Б.: 310–311].

Невеста тоже перебирает множество локусов, где ее воля-красота могла бы найти себе новое пристанище, но все они оказываются не тем местом:

И куды класть да мни бажёна дорога воля? / И кладу волюшку в ларчи да окованыи (далее: спущу на луг зеленой, на чужую на дальную сторонушку, в сине морюшко, по тихим заводям, на желты пески, спущу выше лесу по поднебесью, к луны спущу, к звездам да подвосточныим, во почестей посажу да во большой угол)—/ И тут не место моей волюшке, не мистечко! [Б.: 294–296]; Схороню я волю-приволю великую / Я во темные глубокие погребы. / Тут подумаю умом своим разумом: / Тут не место ей, не местечко уж [PC 2000: 186]; Погляжу, молодёшенькя, да / Во кутнёё окошечкё я—/ Стоит берёзонькяа белая / (…)/ Это хочёт красота да / Витисё, увиватисё, да / Плестисё, уплетатисё! Да/ Это тут моёй красоте, да / Тут не место, не мистецькё, ёй / Место не вековишноё [Еф.: 310].