Образ мира в тексте и ритуале - Страница 176

• Предыдущая
• 176 / 237
• Следующая

Хождение колдунов

345. Пахаранили яны чалавека. Ён чараўник буў, ў белам хадзиў па хаце. Ён з чарцями знаўсь, яны яго насили. У яго на магиле дзирка. Аткапали, асинавым колам грудзь забили. Юда на асине завесиўся. Шкоду ён рабиў, каня зарубиў. Мяшком у хляве ляжаў. Бацька мой биў яго колам. Ён зарагоча: «Дагадаўся, мяне назваў!» (В. Бор, НАТ).

346. Одну женщину ховали, а она була некая ведьма и ходила у хату [после смерти] да там уже не давала спокою. Хозяин этый уже давай искать какого-нибудь спасення. Пошел к попу. Дак пуп посоветовал откопать могилу да поглядеть ее. Ну, откопали, а она зъела покрывало уже. Пуп <поп> казал, што надо пробить ей пуп осиновым колом. Стали пробивать, а она – вищать, у ёй же нечиста сила була. Это лезбутник шалуе. Ему не дае дьявол умерти по-хорошему (Золотуха, НАВ).

347. У нас було, от, поме́рла суседка – а багато ж знала <…> Дак казали, ходить начала, не давала жить нико́му. Бувало, вхожу ў хлеў – стоиць тая жонка. Хтось здогадаўся буў: осинового колка забиў у мо́гилку, [и перестала ходить] (Замошье, ЛНВ).

348. Знахорка умэрла и ходзиць, стала пужаць, под окном гукае, ў хату не ходзиць. Се́стра глухим маком, свечоным на Маковея, обсыпала хату, батюшку ввела ў хату, знахорка и оццепилась (Оздамичи, ИАС).

349. Што таки быў уже ведьмак, што хоронять его, а он ходить. Раз уже батюшка, все на кладбище пришли, откопали, а он хохочеть. Так уже батюшка говорить: «Отсторонитесь, штобы кровь не капала». Осиновый кол затесали и ўбивали яго. Это кадась, мои деды и прадеды расказывали, а сейчас нема этого ничего (Челхов, ВИХ).

350. Кались у нас буў чалавек. [И жена у него] умерла, закапали ее, и ходила. А ана ужэ знахарка, знала у его. Так ана паме́рла и ходит. «От, кажэ, при́дет, так нагавару́ся з е́ю, шо з жывой». [Стало ему страшно. Поехал он к батюшке за Гомель. Батюшка посоветовал]: «Вазьми, аткапай, атсечи́ асинавый адно́летак той и тым адно́летком прабей гру́ди». Аткапали ее́ – аж ана лежыть ниц. И тое пакрывала жуе́. Однае́ капли не дае́ла. Узяли, прабили яе́ тые груди тым адно́летком. [И перестала ходить] (Ручаевка, ЕВТ).

351. Одна баба жыла – знахарка, так после смерти к невестке своей ходила. И стукае, и колотить по хате. Стали они жалица одной суседке, та посоветовала видуком вокруг хаты обсыпать. Так она приснилась невестке: «Перегородила ж ты мне дорожку». С тех пор и не ходила (Дубровица, НАВ).

352. У бабы одной мужик умэ́р, так ўун часто к им ходил. Пошла их дочка́ раз у хлив и начала сено лошадям класти, а схватилась за се́дало тятьки. Вун колдун буў и з нечистым знаўся, так прихо́дил врэдить скотине. Гово́рили, то не ўун сам, а тольки тень его (Хоромск, НАВ).

Приход мужа

353. Як вон [муж] задавиўся, лягу я – стоить у хате, стоить с топором. Я пришла к бабе богомоленной и пожалилася. «Возьми воды посвяцоной и свечки посвяцоной, благовешчэнской, чы на Страсте. И воды посвяцоной с трох двороў. Приди домоў, на дворе, ў хате, на улице лини туды, куды яго повезли». И уранне сделала, лягла – и ўсе [пропало] (Присно, ЕСЗ).

354. Знахор уме́р, то ходив. Вин приходить, стучить и бере ложки, тарулки, чукунцики и миски и рядком кладе так на лавци вкругову, доки докладецца до жинки до своей. И ходить так и кожну ноч таке́ ро́бить. Розложить посуду и ляга́еть с жинкою спати. И тая жинка до того высохла, шо вже еи́ мати злякалася, и та жинка ей призналася. Мати пришла к ней спати, а вин приходить, несе дро́ва рубати и як бу́хне коля порога – гу-у! и пошов спати. А теи матери чоловик, шо вин робив у мельницы, молов, и вона ему каже: «Вже нема нашей Параски [она умрет]». А вин каже: «Хай Параска лягае под стеною, а ты в сере́дине, а я с краю, и беру те́и рогали́, шо навоз кэ́дати». И вин, той мрець, приходить и уходить у хату, и той дид его бачив, а потом вин став ити́ круго́м хати, то вин [покойник] такой сон на его напустив, шчо вин [дед] не мог прокинутися, и те бабы́ звали, кричелы не своим голосом, а дид той без чуствия. И той знахор взяв Параску и спав з нею, а як выйшов з хаты, той дид проснувся. И вони пишли до церкви, и той батюшка посветив хату, маком обсыпав, и вин вже перестав. И пошли на мо́гилки и накати́ли дуба, накатили поперёк могилы, коля крыжа́ (Щедрогор, ААА).

355. Ко́лись умёр у жэншчыны муж, у молодои. И вона стала вельми плакаць. Стала плакаць и стаў к юй прыхо́дыць точно такий жэ, як ийи муж. Ўона гово́рыць: «Дак тэбэ ж нэма жывого!» А ўон кажэ: «Не, кажэ, я прышоў, ты тольки, кажэ, нико́му ни кажы, што я дома». И ўот ўуна <…> прыде, ўуна кажэ: «Мо, ты йисци хочэш?» Вон гово́рыць: «Хо́чу!» Вона дасць иму сала, мо буханку хлеба, шоб нихто не бачыў, и ўун это сяде, ўсе зъись. Ну, и ўжэ вона зробилася вельми худая, стала ху́дци, така зробиласа тошча, што зуўсим. И стала людей спрашуваць: «Што мне робиць?» Што ўот так ы так, ходыць муй муж и <…> ну, обэшчае там, што <…> там, ну, жывэ́мо мы <…> Ну, ей стали советуваць, што «ты должна найци тою и ладон да заплясци ў косу. А як прыде ужэ етый жэних (самый етый муж ее́, чоловик, муж еи́ прыде), да што вун тобе ни буде казаць, поставь зеркало на столи и зачэсуй косы. И што вун тобе ни буде говорыць, то ты тольки скажы, што просыў кум с кумой, штоб мы прышлы на свадьбу. А протыў иго большэ нычого нэ разговарывай». И ўун к ей не пудышоў близько и тольки сказаў: «Коли б не ладан да не тоя, то була б диўка мо́я!» Да ўжэ як биг <…> да тое зелле ростоптаў, то, што му кажэм ростопша, а безвершнык ве́рха зорва́ў. Однои верха зорваў, а одне ногою топтаў (Стодоличи, ТАА, АЛТ).

356. У ейи́ чоловик помёр. Ена на Ко́ляды вышла на двор: «Степаночко, Степаночко, ходи вечерати». Не «мороз» кажэ, а «Степаночко» [Обычно на рождественский ужин приглашали мороз. – С. Т.]. А ена як похоронила ёго, то и плакала. Стаў ходить до еи́, домучиў, ёна ўжэ ви́сохла. Еи́ кажут: «Озьми воротило, наклади сукно, блюзку, завежи хусткою воротило, положи на постелю. А сама зализь на пич за комин и бэри маку свэчону». Ун пришоў, обнимае воротило. Як витер пошоў, повороча́ў ўсё на свете. А ёна маком ёго. Ён: «Ой, догадалась, ой, догадалась!» И бильше не ходиў (Берестье, ЛГА).