Образ мира в тексте и ритуале - Страница 130

• Предыдущая
• 130 / 237
• Следующая

Замужество воспринимается девушкой не только как «сужение ее места», но и как «сокращение ее времени», укорачивание ее девичьего века:

Надо мной-то что сделалось, да / Надо мной да случилосе, да / В один час да совершилосе. Да / Приусёк да мне-ка батюшко да / Много веку ту дивьёго, да / Приукрыла мне-ка мамушка да / Много свету ту белого [Еф.: 231]; Приукрыл мне-ко батюшко / Много свету-то белово, / Приусекла мне мамушка / Много веку-то дивьево [PC 1985: 38]; Надо мной-то што сделалось:/ Приусек мне-ко батюшко/ Много веку-ту дивьёво, / Приукрыла мне матушка / Много свету-ту белово / Злой фатой-то бумажною [там же: 54]; А сейцяс да топерици / В один цяс изменилосе. / Призакрыл мне-ко батюшко / Много свету-ту белово, / Да приусекла мне мамушка/ Много веку-ту дивьёво [PC 1985: 68]; Ты не дал мне-ка, батюшко, да/ Девушкой насидитисе, да / Скрутушки наноситисе, да / С добрым людям спознатисе, да / Со подружкам сровнятисе! [Еф.: 250]; Не дали желанные родители / С ростом, с возрастом девушке сравнятися [РСЗ: 48]; Да не дал мне-ка батюшко, / Да на ножки те зметатисе, / Да во силы собратисе, / Да со роднёй-то свёрстатисе [PC 1985: 36]; Пособи мне, голубушка, / Горюшка приубавити, / Мне пецяль бы спецяловать, / Отокрыть бы бело лицё, / Принаставить бы дивьей век [там же: 53, то же 69]; И посидела бы во красных еще девушках / И ты один бы круглой малой еще годышек [Б.: 379].

Суточное время изоморфно жизненному времени:

Белый день вецераитце, / Дивей век коротаитце [PC 1985: 216]; Солнышко закатаитце, дак / Божий день вечораитце, дак/ Дивьей век коротаитце! / Благослови меня, господи, дак / На сегоднешной божей день, дак / На топерешной святой час дак / Походить да погулети дак / Со своим-то собраньицём, дак / С дивьим всё красованьицём дак / От роду ту не впервые, дак / В девушках-то в последные! [Еф.: 206]; Час прошёл-то да на вечер – да, солнышко да закатаётся, да дивьёй век да коротаётся! [там же: 326]; Солнышко закатаице, / Дивий век коротаитце [PC 1985: 71].

Век в обычном «протяженном» значении ‘время, срок жизни’ отчетливо противопоставляется часу как «моментальной» единице времени, как точке преломления течения времени:

Уж это время не вековое, / Это времецко часовое [РПК: 219]; И ваша думушка, родители, часовая, / Моя жирушка, родители, вековая; / Кайётная (проклятая) неделька в году сбудется, / Поворотного часочку не бывает! [Б.: 279]; Моя думушка теперичу часовая, / На остудушке да жирушка вековая [РСЗ: 71, 72]; Да цяс к цясу да подвигаитце, / Дав один цяс да собираитце, / Да дивей век-от концяитце [PC 1985: 339]; Здесь не век мне вековати, / А не годоцек годовати / У схожа красна у солнышка, / У корминеця батюшка [там же: 306]; Не избывай меня, батюшко. / Как избудёшь-то цясоциком—/ Не дождёшьсе векоциком [PC 1985: 310].

Жених говорит о предстоящей свадьбе:

И незадолго нынь поры да буде времечка, / И через два буде единыих часочика, / И буде сад да красной девки полонённой, / И буде род-племя у воли покорённое [Б.: 462]; Час приходит росстанюшки / Со чёсной дивьёй красотой! [Еф.: 317].

То же «моментальное», пограничное значение может получать и день:

Избудёшь-то денёчиком, дак / Не дождёшься годочиком! [там же: 222].

Говоря о концепте времени в семантической структуре свадебных причитаний, нельзя обойти вниманием нередко упоминаемые в них даты народного календаря. Их появление связано с несколькими мотивами. Один из них – «неузнавание» невестой свадебных приготовлений в родительском доме, напоминающих ей действия по случаю больших праздников и торжеств. Она недоумевает, что за праздник готовится:

Да мне гляда кажитце / Да во году нет лишня праздницька, / Прошёл наш миколин день, / Да не поспел наш Фролов день, / Да со цясока да топереци [PC 1985: 109]; Здесь праздники-ль годовые, / Или Воскресеньице Христовое, / Аль самой имениночки, / Иль по дедушке поминушки, / Аль по бабушке годиночки? / Здесь нету праздников годовых / И нет Воскресеньицев Христовых / И нет самой имениночки, / Нет по дедушке годиночки / И нет по бабушке поминочки [РСЗ: 207]; Ко какому жо праздничку? Дак / Гляда, нет, не случиласе дак / Во году лишна праздничка– то у / Нас прошла-то Девятая, не / Наступил Покров праздничек! [Еф.: 197]; Гляда нет, не случилосе дак / Во году лишна праздничка; да / Как прошёл Покров-праздничёк, не / Наступила Девятая! Дак / Не завёл мне-ко батюшко мне/ Тонка тонкого литничка [там же: 219]; Заварил жо ты, батюшко, да / <…)/ Ты ведь пивушко пьяноё, да / <…)/ Ко которому праздничку? Ты / Ко весёлой ли маслёнке или / Ко велику Христову дню или / Ко весёлой ты свадебке? [там же: 257]; Гляда нет, не луцилосе / Да годова чёстна праздницька, / Да нет гульбяшчыя ярманги, / Ишче есь, да луцилосе / Свадебка-то тоскливая [PC 1985: 45].

Так выражается ее неприятие предстоящей свадьбы.

Сакральность христианских праздников распространяется и на изготовленные в праздничные дни ритуальные предметы, которые наделяются магической силой. Невеста в бане просит:

И таку дай тонку белу мне рубашечку, / И коя шита по три вечера Рождественских, / И мы кроили по четыре Благовещенских, / И вышивали по заутреням Христовскиим, / И поспешали по обидням по Петровским! [Б.: 376].

По «календарному» признаку девичья красота противопоставляется «злой кике белой»:

Злою кику ту белую да / Шила баба та старая да / В Филиппово говиньицё да / Середи да ночи тёмного да / На запечном на столбике, да / На полатном на брусике. / (…) /; Чёсну дивьюю красоту да / Шила красная девиця да / Середи лета тёплого да / Она в новой-то горенке! [Еф.: 325]; Тебя шили да робили / Во Филиппово говиньицё, / Во деньки невесёлыё! /(…)/ Меня шили да робили / Во Пётрово говиньицё / Всё любыё подруженьки! [там же: 317].