Образ мира в тексте и ритуале - Страница 137

137

В сербском свадебном фольклоре мы встречаем совсем другие оценочные акценты: невеста не доверяет сватам, расхваливающим двор, благополучие и богатство семьи жениха, и желает сама убедиться в этом – оказывается, что все на самом деле еще лучше, чем в описаниях сватов:

...

Она дође у Петрове дворе, / баш у дворе свога вјереника: / он је љепши неголи га кажу; / он је бољи неголи га фале (Она входит в Петров двор, / во двор своего суженого: / он еще прекрасней, чем о нем говорят; / он еще лучше, чем его восхваляют) [Вук 1972: № 12].

Иерархия родственных отношений отражается и в последовательности членов ряда: для рода невесты в русской традиции на первом месте стоит отец (причем сама невеста называется «дочь отеческа» [ЛРС: № 218]), затем идут мать, братья и сестры; именно в таком жестком порядке фигурирует этот ряд в севернорусских песнях и причитаниях (за редкими исключениями):

...

Становился первобрачный молод князь / <…)/ На все стороны кланяется: / Как на перву-то сторону —/ Княгининому батюшке, / (…) / На вторую-то сторону —/ Княгининой матушке, / (…) / На третью сторону—/ Ко княгининым братьицам, / На четвертую сторону—/ Ко княгининым сестрицам, / На пятую сторону – Ко княгине за завесу, / Анне Карповне [ЛРС: № 42];

в южнорусских текстах этот ряд выдерживается менее строго. Та же последовательность естественна для восприятия родственников невесты стороной жениха:

...

Да был я у тестя ласкового, / Да был я у тещи приветливоей, / Да был я у шурина, ясна сокола, / Да был я у своячины, лебёдушки белой [ЛРС: № 333].

Но если для невесты главными лицами, представляющими род, служат отец и брат, то для жениха вся парадигма его рода представлена в русских песнях прежде всего женскими персонажами – матерью, которая побуждает сына к женитьбе: «Женись, женись, дитя мило, / Женись, женись, дитя мило» [ЛРС: № 1]; «Его матушка снаряжала, / Государыня сподобляла» [ЛРС: № 3], и сестрой, которая его «вынянчила»: «Да спородила меня матушка родна, / Да кудри вымыла колодезна вода, / Да завила кудри сестрица родна» [ЛРС: № 301]; значительно реже фигурируют в текстах отец и другие родственники жениха: «Спородила молодца родна маменька, / Споил да скормил родной батюшка, / Воспелеговала родима его сестра» [ЛРС: № 298]. Однако для невесты родня жениха представлена полной парадигмой, на которую проецируется структура и иерархия ее собственного рода (см. выше).

В сербских песнях главенствующая роль отца ни по отношению к невесте, ни по отношению к жениху не выражена, напротив, во многих текстах подчеркивается первенство матери: именно мать готовит свадьбу сына, обещает созвать весь «род и не род», а на роль кума пригласить самого бога, на роль старого свата – ясный месяц [БЛ: № 4–7 и др.]; мать девушки оплакивает расставание с дочерью:

...

Одби се грана од jергована, / и лепа Смиља од своjе маjке, / од своjоj маjке и од свег рода. / Врати се, Смиљо, маjка те зове, / маjка те зове, кошуљу даjе (Отломилась ветка от сирени, / а прекрасная Смиля от своей матери, / от своей матери и от всего рода. / Вернись, Смиля, мать тебя зовет, / мать тебя зовет, рубаху тебе дает) [Вук 1972: № 56].

В других вариантах этой песни фигурирует стандартный ряд родственников, зовущих невесту вернуться, который начинается не с отца, как в русских песнях, а с матери: «Обрни се, млада Маре, MajKa те зове» (Обернись, молодая Мара, мать тебя зовет) и далее: «отац те зове – брайа те зову – сестре те зову» [Вук 1972: № 57]; ср. также ряд тех, кто «жалеет», оплакивает невесту: стара маjка – старац бабо – браћа – сестре – друге [Вук 1972: № 59]; «Обазри се, лепа Цвето, MajKa те зове» (Оглянись, прекрасная Цвета, мать тебя зовет), далее «отац те зове – братац те зове – ceja те зове» (отец тебя зовет – братец тебя зовет – сестра тебя зовет) [Вук 1972: № 82].

Для невесты существует не только дихотомия «свой род – чужой род», но в перспективе замужней жизни еще более важная оппозиция «свой род – муж», в которой также присутствует некоторая, хотя и менее категорическая, оценка, тоже меняющаяся по ходу обряда. Сначала девушка отдает явное предпочтение родителям: она слушается батюшку, слушается матушку, а когда приходит «богосуженый, богоряженый» и зовет ее с собой, она ему отказывает: «Я нейду, нейду, не слушаюсь тебя, / Не твое пила-кушала, / <…)/ Не тебя буду слушати» [ЛРС: № 168], но в дальнейшем девушка отказывается следовать за родителями и родными братьями, когда те зовут ее домой, и соглашается идти за милым [ЛРС: № 169]. Она видит в женихе врага, разлучающего ее с близкими, но жених оправдывает себя в глазах невесты, возлагая ответственность за ее несчастье на ее близких:

...

Уж ты глупа, красна девица, / Неразумна дочь отеческа. / Что ведь я не погубитель твой, / Что ведь я не разоритель твой: / Погубитель твой – батюшка, / Разорительница – матушка, / Расплела косу сватьюшка, потерял красу друженька» [ЛРС: № 218],

и в конце концов добивается у невесты признания в том, что он для нее дороже родителей и кровных родственников:

...

Скажи-ка, свет Оленька, / Кто те из роду мил? – / Мил мне милешенек / Батюшка родной /<…)/ Мила мне милешенька / Матушка родна. – /<…>/ Это, свет Оленька, / Не правда твоя, / Не правда твоя, да не истина. – / (…) Мил-то мне милешенек / Мой сердечный друг, / Мил мне Сергей Никанорович. – / Это, свет Оленька, / Правда твоя, / Правда твоя, правда-истина [ЛРС: № 162].

Невеста снимает оппозицию «муж – родители» тем, что благодарит «родимого батюшку» и «кормилицу матушку» за то, что они «допоили, докормили» ее «до полного возраста, до ума и до разума», до «суженого и богоряженого» [ЛРС: № 258], а затем не просто отдает предпочтение милому перед своей родней, а фактически отрекается от своего рода:

137